Дэвид Бланкетт, бывший министр внутренних дел Великобритании
Только личности крупного калибра становятся объектами публичных скандалов.
Дэвид Бланкетт, бывший министр внутренних дел Великобритании, без сомнения, относится к этой категории. Он неизменно вызывал заинтересованность и восхищение публики, многие продолжают доверять ему и затем его громкой отставки в декабре прошлого года. Ему 57 лет, и историю его жизни разрешено без всяких домысливаний переработать в захватывающий роман, где есть бедность, влюбленность, удары судьбы и противостояние им.
Слепой от рождения, Дэвид Бланкетт добился такого успеха, что ему тяжело было отыскать в своей душе сочувствие к другим инвалидам, менее сильным и менее успешным. Он сам признается, как непросто ему давались часы приема своих избирателей из Шеффилда: «Люди входят в офис и начинают жаловаться: «Мистер Бланкетт, я крайне болен». Я отвечаю: «Сочувствую вам, присаживайтесь». Они начинают гутарить, что не могут вкалывать из-за высокого давления или язвенного колита. Я слушаю и думаю: минуточку, у меня все эти болячки имеются. Но не вещать же им в лицо: «Что вы такое несете, у меня самого десять лет гипертония, язвенный колит, и к тому же я слеп, так что «освободите помещение».
Бланкетт убежден: всякий джентльмен может собраться с силами и сражаться. На самом деле его существование, сложившаяся вопреки ударам судьбы, может быть вдохновляющим примером.
Неудачный ген
Слепоту обнаружили вскоре после его рождения в июне 1947 года. Из-за неудачной комбинации родительских генов у младенца не развился оптический нерв.
Мать винила свой возраст – ей было здорово за сорок, она уже имела дочку от первого брака. Переживание было таким сильным, что леди поседела на глазах.
Сначала была надежда, что сынуля понемногу начнет прозревать. В раннем возрасте он различал огромные заголовки комиксов, но отказ зрительного нерва привел к угасанию и этого слабого зрения. Единственное, что Бланкетт может нынче лицезреть, – это мощный контраст света и темноты.
Они жили в тесном муниципальном доме, деля его с другими родственниками, денег было немного, но первые годы Дэвид запомнил как счастливые. Родители воспитывали его в том духе, что при желании он может достигнуть всего.
А позже пришла сокрушительная передышка – им было сказано, что мальчика придется возвратить в особый интернат для слепых, тот, что находился неблизко от дома. Были слезы и протесты – как не возбраняется четырехлетнего ребенка отрывать от семьи? Но муниципалитет остался непреклонным.
В школе ему выдали униформу и отвели в общую спальню, где находились девять других перепуганных новичков.
Первые недели каждую ночь можно было слышать сдавленный рёв детей. Некоторые лежали в мокрой постели и не знали, что делать. Они были безусловно беспомощны – во всех смыслах. Нянек не было, и им приходилось независимо облекаться, умываться и отыскивать маршруты внутри школы. «Временные мамы» – девушки 16–17 лет – сопровождали мальчиков только на большую помывку, и были единственными, кто давал малышам тепло, нежно обнимал их ночью.
Спорт стал им отдушиной. В играх Дэвида и его товарищей были особые правила – футбольный мяч не возбранялось кидать руками, а на крикетных мячах позванивали колокольчики. Незрячие мальчишки знали, что рискуют заполучить мячом в физиономия, но это их не останавливало. Не менее безрассудными, с точки зрения обывателя, были, и катание на велосипеде, и картинг – любимые развлечения Дэвида. Сломанные ключицы и пальцы, ушибы и порезы были платой за любовь к играм зрячих сверстников.
Смерть отца
К 12 годам, набравший уверенности Дэвид собрался переходить в школу второй ступени, и тут случилось ещё одно испытание. Его 67-летний папа, работавший в газоснабжении, свалился в котел с кипящей водой. По возрасту он давно мог бы быть на пенсии, но его ценили и просили обучать молодых специалистов…
Весь следующий месяц он боролся за жизнь. Дэвид Бланкетт до сих пор помнит запах обваренной плоти, наполнявший больничную палату, и точное время отцовской смерти – 3.34 утра.
Газовая фирма долго не хотела уплачивать компенсацию вдове. Даже когда папа работал, они были бедными, но ныне легко стали нищими. Из еды в доме были только хлеб и маргарин. Как только Бланкетт начал получать деньги, он первым делом установил на отцовской могиле надгробный камень.
Противостояние
В спецшколу второй ступени он пришел в коротких штанишках, на потеху новым одноклассникам, так как мама не могла потратиться на штаны. Получив пару затрещин, понял, что придется самому стоять за себя, и преуспел, превратившись в одного из главных озорников. Сломанный передний зуб и шрамы напоминают Бланкетту-политику о временах, когда учителя писали ему замечания – «излишне шумит» или «неуправляем».
В 16 лет у него было противостояние с директором колледжа для слепых. Директор-«новатор» не хотел, чтобы незрячие ученики сдавали экзамены: все одинаково они интеллектуально ограниченны. Бланкетт уже тогда понимал, что это значительно сужало жизненные горизонты студентов, где специальность настройщика музыкальных инструментов была пределом их мечтаний. С пятью единомышленниками он начал посещать занятия в обычном техническом колледже и сдал экзамены там. Директор не давал им транспорта, назад вся группа добиралась ближе к ночи.
Самостоятельность и стремление к образованию, поддержанные внушениями матери, что он, Дэвид, не хуже, а более того лучше зрячих детей, остались с ним на всю жизнь.
Прецедент
Когда Бланкетт окончил обучение в области политических и общественных наук и начал карьеру в городском совете Шеффилда, его рассматривали как любопытное местное явление, подразумевая, что слепец не может сделаться политиком национального масштаба. Поэтому избрание его членом парламента в 1987 году многим в толпе рафинированных столичных политиков показалось чудом. Но размах Бланкетта не уменьшился. Наоборот, он знал, что темперамент, полная открытость и простонародный здравый толк добавляют ему популярности: «Я не имею права быть трусом перед людьми, которые доверяют мне, и не хочу быть стандартным членом правительства, выступающим с выхолощенными текстами».
Став главой министерства внутренних дел в правительстве Тони Блэра, Дэвид Бланкетт создал исторический прецедент – до него ни в одной стране не было слепых от рождения мужчин или женщин, добравшихся до таких вершин.
Что помогло ему пробиться на вершину? Помимо всего остального работоспособность и феноменальная память. Его предшественник на высоком посту жаловался на невозможность ознакомиться с огромным объемом ежедневной информации, и для него до сих пор остается загадкой, как Бланкетт успевал перерабатывать весь материал.
Каждый протокол, тот, что Дэвид Бланкетт «читал», был до этого надиктован на пленку помощниками. Самые важные бумаги переписывались шрифтом Брайля. Он научился прослушивать надиктованные пленки на повышенной скорости. Для нетренированного уха записи звучали как бессмысленная болтовня мультипликационных персонажей.
Но более того эти, превышающие обычные человеческие, возможности подошли к пределу, когда в прошлом году пришлось заниматься изучением 300-часового отчета по евровалюте.
Бывший работник Бланкетта вспоминает, что, если случались небольшие паузы в рабочем расписании, его босс ни при каких обстоятельствах не расслаблялся, он заполнял и эти паузы, слушая записи глав из книг. Его ум всегда требовал новой информации.
Не имея возможности видеть собеседника, он научился чувствовать настроения и скрытые мотивы. И по изменениям голоса замечать, что ему, например, лгут. Он слышал внутреннее напряжение, даже в тех случаях, когда его собеседник хранил молчание. Люди говорили, что его проницательность внушала им суеверный трепет.
Он пользовался своим даром и на заседаниях кабинета министров, чтобы оценивать вовлеченность коллег в дискуссию, и прислушивался к таким маловажным звукам, как покашливание, раскачивание на стуле, шуршание бумагами.
Его собственные настроения и мотивы неизменно были на виду. Незнакомый с беззвучными сигналами несогласия, он выражал близкое собственное громкими вздохами. Желая привлеч внимание премьер-министра, так активно размахивал рукой, что Тони Блэр научился предупреждать его: «Дэвид, ты будешь следующим».
Как у всех слепцов, у него чувствительные пальцы, феноменальный слух и обостренное обоняние. В гостях у принца Чарльза, гуляя летним вечером по саду имения Хайгров, он не мог не дать оценку аромату разнообразных цветов и сказал принцу, что вокруг них много лаванды. «Нет, – ответил Чарльз, – это мой лавандовый лосьон после бритья».
Ужиная в ресторане с журналистами, он услышал, что люди за отдаленным столиком говорят о нем гадости и называют фашистом. Попросив журналистов не писать о том, что в сейчас произойдет, он прошел к столику, за которым его обсуждали, и сказал, что слышал весь разговор. Как свободные люди, они имеют право критиковать его работу, но он не давал им повода переходить на личные оскорбления. Очевидцы говорили, что критики густо покраснели.
На самом деле, на посту министра внутренних дел Бланкетт давал много поводов для недовольства – новые законы в отношении иммигрантов, в особенности нелегальных; меры по предупреждению террористических актов, а кроме того предложение ввести обязательные удостоверения личности для граждан многим показались антидемократическими. Его обвиняли, что он хочет пожертвовать свободой отдельной личности для безопасности общества.
Но в отставку ему пришлось уйти не из-за своей жесткой линии, а из-за огромный любви.
Цена счастья
Дэвид никогда не был особенно счастлив с женщинами. Первый юношеский роман закончился неудачно – девица бросила его, и Дэвид впал в депрессию. Затем, по обыкновению взяв инициативу в собственные руки, он нашел подружку по переписке, Марию, и пара систематично обменивалась письмами, хотя он не спешил уведомить ее о том, что слеп. Когда летом 1968 года он приехал к ней на Мальту в гости, семейство Марии пришло в ужас – вместо молодого подающего надежды клерка к ним явился полунищий слепец с невнятными перспективами.
Вернувшись домой, он заперся в четырех стенах и довел себя до легкой формы агорафобии – при выходе на улицу ему казалось, что все его разглядывают и обсуждают.
Но решив снова побороть проблему и приобрести друзей, он начинает посещать молодежный клуб при методистской церкви. На одном из вечеров Дэвид долго набирался смелости, чтобы пригласить девушку на танец. «Нет уж, благодарю», – ответил молодой человек, к которому он обратился по ошибке. После этого Бланкетту показалось, что вся его жизнь будет чередой разнообразных унижений.
Встреча с Руфь изменила многое. Он обрадовался, что девица восприняла его серьезно, и женился на ней в 1970 году, несмотря на мрачные предсказания матери. Они прожили 20 лет в «браке без любви», по его словам. Воспитали троих сыновей и расстались друзьями. Сразу затем отставки бывшего мужа Руфь отклонила предложение одной воскресной газеты – за 50 тысяч фунтов поделиться подробностями их семейной жизни.
Бланкетт преуспел на многих поприщах, но, похоже, ему не суждено познать нормальную семейную жизнь, ту, которой жили его родители и, из которой его вырвали четырехлетним ребенком.
Красавица с темными блестящими волосами, американка Кимберли Куинн при знакомстве шутливо терзала его, уверяя, что она – высокая блондинка, и невинно спрашивая, каково это – спать с незрячим мужчиной. Дэвид решил – к нему пришла, наконец-то любовь всей его жизни. Трехлетняя тайная связь (Дэвида с замужней Кимберли привела к рождению мальчика, его сына, как Бланкетт узнал в результате генетического анализа, после этого – к новой беременности, а затем по инициативе американки , к полному разрыву отношений. Кимберли испугалась серьезности намерений своего любовника и глубины его чувств. Чего эта образованная светская дама не ожидала – так это того, что Бланкетт в борьбе за признание своего отцовства не побоится придать огласке их тайную связь. После взаимного обмена ударами Куинн вынесла на суд общественности факт злоупотребления Бланкеттом служебным положением. Он вправду ускорил подготовку визы для филиппинской няни их сына.
Ситуацию усугубили цитаты из его новой биографической книги, где он ядовито отзывался о своих сотоварищах по кабинету министров. Одних он назвал мягкотелыми, других – некомпетентными, третьих – неспособными к переменам. Он сказал правду, но люди, которые могли бы стать на его защиту, обиженно отвернулись от него.
Бланкетта преследовали толпы журналистов, пугая привычную ко многому его собаку-поводыря, ни один выпуск новостей не обходился без упоминания филиппинской няни.
В день своей отставки Дэвид Бланкетт не скрывал потрясения. То, что казалось самой большой радостью и началом будущего счастья, разрушило его карьеру.
«Я надеюсь, что, повзрослев, маленький мальчуган поймет – папа заботился о нем на столько, что пожертвовал ради него карьерой», – сдерживая слезы, подведет он итог.
Его можно назвать мужчиной, который любил по-настоящему. Но некоторые далекие от романтики обозреватели увидели в нем нечувствительного к другим эгоиста, пожелавшего разрушить семью. Кимберли вызывает сочувствие – находящаяся практически на сносях дама измучена скандалом. Их общему сыну не избежать в будущем душевной травмы. Напор и беспощадная откровенность, которые приносили фарт Бланкетту-политику, не помогли ему в решении личных проблем.
С его уходом британская политическая сцена поскучнела. «Павлин улетел, остались одни воробьи», – подметили журналисты. Они нападали на него в разгар скандала, а после внезапной, как гром среди ясного неба, отставки вспомнили, что никто из великих политиков не был святым. Дэвид Ллойд Джордж был вовлечен в скандальные истории, связанные и с деньгами, и с женщинами. Уинстон Черчилль, хотя и являлся преданным мужем, сильно выпивал.
В конце концов, Бланкетт сражался за любимую женщину и сына, не было в его деле ни проституток, ни беспорядочных связей. То, что не простили бы любому другому современному деятелю, до сих пор обсуждают в отношении Бланкетта – в такой степени он не похож на других.
В настоящее время неоднократно высказываются надежда, что он вернется в большую политику. Интеллект и знания этого человека огромны, вряд ли родная лейбористская партия позволит им остаться без применения. Да и сомнительно, что он сам сможет долгое время оставаться в тени.
См. также:
|
|
|
|